-
100 Soundscapes of Japan
Оказывается, безупречные в своих эстетических вкусах японцы уже несколько десятилетий охраняют звуковые ландшафты. Они выбрали 100 звуков-символов Японии, бережно описали их, и теперь министерство охраны природы Японии следит, что бы всякие шумы не загрязнили звуковые эталоны. Мне кажется это очень здорово - трепетно относится к звуковому наследию. Звуки там самые разные от шелеста дрейфующих льдов в Охотском море, до вздохов дельфинов, от гудков паровозов, до ночных сверчков и осеннего свиста пятнистых оленей. Есть там даже колокольный звон одной православной церквушки на Хоккайдо. Меня очень трогает, что там охраняются звуковые ландшафты не совсем очевидной благозвучности, громкий треск цикад, например, не всем по вкусу, а японцы оценили, видят в этом красоту и берегут её. Как было бы здорово если бы и у нас было что-то похожее. Мы же столько всего потеряли уже и продолжаем терять. В наших фильмах в среднерусских ландшафтах часто поют американские птицы. Наши дети не знают голосов самых простых животных. Да что там, не знают даже, как мычат коровы. И никому нет до этого дела. И почти никто не обращает внимание на исчезающие звуки. А курские соловьи, алтайские маралы, журчащие горные ручьи и перезвон весенней капели ждут, когда на них обратят внимание, ограничат строительство новых дорог, запретят громкую музыку или ревущие внедорожники. Только для того, чтобы люди могли послушать звуки, звучавшие веками, определявшие характер народа, отражённые в литературе и народном творчестве. Вот так. А за Японию приятно. Я посмотрел свою коллекцию и нашёл там несколько записей, которые вполне могли бы иллюстрировать некоторые из ста “Soundscapes of Japan” (ох, на русском даже слова тяжело подобрать). Есть у меня, например, прекрасные голоса чернохвостых чаек с Японского моря. Есть и вечерний крик дальневосточных (японских) квакш, заглушающий всё вокруг. Как я переживал, что ревущие квакши не дают мне услышать и записать больших погонышей или амурских волчков, а квакшам не было до меня дела. Так, что оставалось, либо стоять в тумане и записывать их, время от времени различая сквозь кваканье треск чирков-трескунков, рявканье косули или вскрики индийского пастушка, либо идти в палатку, залезать спальник и блаженно засыпать под тот же неугомонный квакшевый хор. Который стихнет, когда ты уже глубоко спишь, и загремит вновь на следующей вечерней заре.
